it's serious bisuness, baby
Название: Повод
Рейтинг: R, исключительно из-за возможности двоякого понимания
Персонажи: Кид, Масамуне, Цубаки
Жанр: романтика
Дисклеймер: от прав на персонажей отказываюсь.
Предупреждения: легкий ООС, AU
Размещение: запрещено.
читать?И снова, чуть только дождавшись ночи, он бежит на всех парах к своей милой девочке, едва разбирая путь; у него перехватывает дыхание, он с трудом может ждать, и Луна в лиловом небе смеется еще ехиднее.
Как давно это началось? Кто сказал, что мастер может любить только свое оружие, а оружие – только своего мастера? Почему в голове крутится, что «коней на переправе не меняют»? А если и так, кому стало бы лучше? Ей? Ему? Обоим? Смог ли он, проводя дни напролет бок о бок с Цубаки, по-прежнему держать от нее в тайне истинную причину своего интереса?
Милая, милая девочка. Он встретится с ней на берегу лесного озера, на вершине горы, в пустынных песках, у края бездонной пропасти, в маленькой квартирке всего за несколько улиц от родного дома. Подальше от посторонних, вообще от чьих-либо, глаз, и тогда ни время, на пространство, ни слова не будут иметь значения.
Он – холодный, быстрый, прекрасный. Как сама смерть, хотя уместны ли здесь сравнения?
Она – застенчивая и такая асимметричная, и ему приходится аккуратно, стараясь не допустить лишнего движения кончиков пальцев, быстро исправить недостатки в ее одежде.
Шорох ткани – по цвету эти тряпки точно как кокон гусеницы, напряженный вздох – и Цубаки, зимний цветок, робкая и покорная, целиком отдается в руки Кида.
«Теперь» для него стирается, остается лишь оглушительное, звонкое «дальше».
В том, что происходит, нет ничего низкого, грязного, пошлого. Это – всего лишь резонанс двух израненных, никем не понятых душ.
Он касается ее нежных губ своими. Он чувствует, как она вздрагивает в его руках. Он мысленно извиняется уже в который раз. Он раскрывается ей навстречу. Он входит.
Капает розовая вода.
Кид стоит на месте, и от его ног расходятся быстро тающие круги. Внутренний мир Цубаки, как и всегда, неприветлив и мрачен. Сын бога смерти крепче сжимает холодные рукоятки соединенных цепью кос. Злая, как попало заштрихованная черным, луна смотрит на него неприветливо. Киду кажется, гигантские черные тени, пугающе похожие на деревья, беззвучно перешептываются, шевелят карикатурными руками, мечтают изгнать непрошенного гостя. И если бы у него не было цели, их молчаливый приказ уже давно был бы исполнен.
Где-то вдалеке продолжает громко капать вода. Сталь медленно греется в ладонях. То чуть темнеющая, то вновь обесцвечивающаяся жидкость мягко пружинит под подошвами, однако ноги остаются сухими. Кид идет вперед, несмотря на то, что расстояния в этом мире не имеют особого значения.
Откуда-то сверху, без видимого источника, а словно с каждого миллиметра неба, льется холодный свет. Луна, напротив, выглядит черным провалом на светлом бесформенном своде.
Нелогичная, ужасная, но все же привычная картина. И чистый, яркий, почти неотличимый от настоящего мира кусочек души Цубаки всегда открывался перед ним внезапно. Кид пробовал считать шаги, секунды, но чувство времени не то обманывало его, не то было таким же лишним, как пройденное по воде расстояние. Просто он в очередной раз моргнул, а как только открыл глаза, декорации уже изменились.
Здравствуй, пункт назначения.
И вместо капель воды слышатся поэтусторонние голоса – давно ли?
Необходимости покрепче сжать рукояти в ладонях нет. Сын Шинигами наигранно спокоен, и лишь легчайшее волнение разбегается от него рябью по воде.
Словно из ниоткуда, так же, как в самый первый и в любой другой раз, прямо на него вышагивает огромный, в три человеческих роста, олень. Шкура зверя изукрашена черно-белыми узорами, голову венчают не то вишневого цвета, не то вишневого дерева рога. Слепые глаза такого же цвета, как радужки самого Кида, не таят в себе ничего зловещего. Все это просто есть – только не смей протягивать к нему руки.
- Зачем ты здесь? – Спросил олень когда-то.
- Почему ты вернулся? - Интересуется он сейчас.
Ответ неизменен:
- Я пришел говорить с Масамуне.
Тягучая тишина – все равно, что горькая усмешка. Одна из сущностей отделяется, и олень уходит в прозрачное-призрачное никуда. Он не выглядит ущербным, незавершенным; потеря или приобретение незначительной части не способна на него повлиять. Зверь существует для того, чтобы когда-нибудь поглотить весь род, и рано или поздно сделает это. Неизбежно.
Кид поворачивается и видит, что воин сидит на непонятно откуда взявшихся камнях. На его коленях – черный клинок, в его волосах – красные камелии. Сын Шинигами понадежнее перехватывает косу – единственную вещь, которая связывает его с реальным миром.
- Она не придет, - вдруг говорит Масамуне, - Ее сознание направлено вовне, а не внутрь себя.
Кид поднимает руки, слушает мелодичный звон цепи. Он верит, но все же опасается. Он слишком привык быть осторожным, и ему трудно решить, что хуже – навсегда остаться в чьей-то душе или открыть свою собственную.
- Ты не похож на бога, - продолжает оружие, - Может быть, лет через сто…
Сын Шинигами отводит взгляд. Он юн, его вполне можно сравнивать с человеком, а старший брат Цубаки приобрел многовековой опыт и знания предков.
- Как оружие, - Кид решается заговорить, - Она совершенна. Зачем ей иные формы, кроме этой?
- Зачем ей иные формы, кроме человеческой? – Перебивает Масамуне, - Зачем нужна форма в отрыве от содержания?
Младший бог смерти понимает, что он глуп в своем желании выкрикнуть: «Если бы у нее была только эта форма, ты до сих пор был бы в настоящем мире?» Он молчит.
- Не обижай ее, мою маленькую сестренку. Она этого не заслуживает, - вдруг с неожиданной теплотой говорит Масамуне. Непонятно, как такой любящий брат оказался способен пойти по пути становления Кишином.
- Хорошо, - отвечает его собеседник, стараясь скрыть смущение.
- И возвращайся, когда будешь готов к разговору. Я подожду.
Где-то вдалеке капает вода. Огромный олень скрывается в тенях, из которых он вышел только затем, чтобы забрать заблудшую часть самого себя. Из слепых глаз падают слезы цвета густого вишневого сока.
Память Масамуне со временем станет неотделима от остальных. К ушедшим неприменимо условное наклонение. Рано искать ответы, если не знаешь правильных вопросов.
Это повторится – сегодня, завтра, через год, яркое пламя их одиноких душ сплетется в отчаянном поиске самих себя.
Как можно отказаться от бога?
Как можно отказаться от этой милой, доброй, очаровательной девочки, если в ней живет тот, кто способен понять – ее старший брат?
Рейтинг: R, исключительно из-за возможности двоякого понимания
Персонажи: Кид, Масамуне, Цубаки
Жанр: романтика
Дисклеймер: от прав на персонажей отказываюсь.
Предупреждения: легкий ООС, AU
Размещение: запрещено.
читать?И снова, чуть только дождавшись ночи, он бежит на всех парах к своей милой девочке, едва разбирая путь; у него перехватывает дыхание, он с трудом может ждать, и Луна в лиловом небе смеется еще ехиднее.
Как давно это началось? Кто сказал, что мастер может любить только свое оружие, а оружие – только своего мастера? Почему в голове крутится, что «коней на переправе не меняют»? А если и так, кому стало бы лучше? Ей? Ему? Обоим? Смог ли он, проводя дни напролет бок о бок с Цубаки, по-прежнему держать от нее в тайне истинную причину своего интереса?
Милая, милая девочка. Он встретится с ней на берегу лесного озера, на вершине горы, в пустынных песках, у края бездонной пропасти, в маленькой квартирке всего за несколько улиц от родного дома. Подальше от посторонних, вообще от чьих-либо, глаз, и тогда ни время, на пространство, ни слова не будут иметь значения.
Он – холодный, быстрый, прекрасный. Как сама смерть, хотя уместны ли здесь сравнения?
Она – застенчивая и такая асимметричная, и ему приходится аккуратно, стараясь не допустить лишнего движения кончиков пальцев, быстро исправить недостатки в ее одежде.
Шорох ткани – по цвету эти тряпки точно как кокон гусеницы, напряженный вздох – и Цубаки, зимний цветок, робкая и покорная, целиком отдается в руки Кида.
«Теперь» для него стирается, остается лишь оглушительное, звонкое «дальше».
В том, что происходит, нет ничего низкого, грязного, пошлого. Это – всего лишь резонанс двух израненных, никем не понятых душ.
Он касается ее нежных губ своими. Он чувствует, как она вздрагивает в его руках. Он мысленно извиняется уже в который раз. Он раскрывается ей навстречу. Он входит.
Капает розовая вода.
Кид стоит на месте, и от его ног расходятся быстро тающие круги. Внутренний мир Цубаки, как и всегда, неприветлив и мрачен. Сын бога смерти крепче сжимает холодные рукоятки соединенных цепью кос. Злая, как попало заштрихованная черным, луна смотрит на него неприветливо. Киду кажется, гигантские черные тени, пугающе похожие на деревья, беззвучно перешептываются, шевелят карикатурными руками, мечтают изгнать непрошенного гостя. И если бы у него не было цели, их молчаливый приказ уже давно был бы исполнен.
Где-то вдалеке продолжает громко капать вода. Сталь медленно греется в ладонях. То чуть темнеющая, то вновь обесцвечивающаяся жидкость мягко пружинит под подошвами, однако ноги остаются сухими. Кид идет вперед, несмотря на то, что расстояния в этом мире не имеют особого значения.
Откуда-то сверху, без видимого источника, а словно с каждого миллиметра неба, льется холодный свет. Луна, напротив, выглядит черным провалом на светлом бесформенном своде.
Нелогичная, ужасная, но все же привычная картина. И чистый, яркий, почти неотличимый от настоящего мира кусочек души Цубаки всегда открывался перед ним внезапно. Кид пробовал считать шаги, секунды, но чувство времени не то обманывало его, не то было таким же лишним, как пройденное по воде расстояние. Просто он в очередной раз моргнул, а как только открыл глаза, декорации уже изменились.
Здравствуй, пункт назначения.
И вместо капель воды слышатся поэтусторонние голоса – давно ли?
Необходимости покрепче сжать рукояти в ладонях нет. Сын Шинигами наигранно спокоен, и лишь легчайшее волнение разбегается от него рябью по воде.
Словно из ниоткуда, так же, как в самый первый и в любой другой раз, прямо на него вышагивает огромный, в три человеческих роста, олень. Шкура зверя изукрашена черно-белыми узорами, голову венчают не то вишневого цвета, не то вишневого дерева рога. Слепые глаза такого же цвета, как радужки самого Кида, не таят в себе ничего зловещего. Все это просто есть – только не смей протягивать к нему руки.
- Зачем ты здесь? – Спросил олень когда-то.
- Почему ты вернулся? - Интересуется он сейчас.
Ответ неизменен:
- Я пришел говорить с Масамуне.
Тягучая тишина – все равно, что горькая усмешка. Одна из сущностей отделяется, и олень уходит в прозрачное-призрачное никуда. Он не выглядит ущербным, незавершенным; потеря или приобретение незначительной части не способна на него повлиять. Зверь существует для того, чтобы когда-нибудь поглотить весь род, и рано или поздно сделает это. Неизбежно.
Кид поворачивается и видит, что воин сидит на непонятно откуда взявшихся камнях. На его коленях – черный клинок, в его волосах – красные камелии. Сын Шинигами понадежнее перехватывает косу – единственную вещь, которая связывает его с реальным миром.
- Она не придет, - вдруг говорит Масамуне, - Ее сознание направлено вовне, а не внутрь себя.
Кид поднимает руки, слушает мелодичный звон цепи. Он верит, но все же опасается. Он слишком привык быть осторожным, и ему трудно решить, что хуже – навсегда остаться в чьей-то душе или открыть свою собственную.
- Ты не похож на бога, - продолжает оружие, - Может быть, лет через сто…
Сын Шинигами отводит взгляд. Он юн, его вполне можно сравнивать с человеком, а старший брат Цубаки приобрел многовековой опыт и знания предков.
- Как оружие, - Кид решается заговорить, - Она совершенна. Зачем ей иные формы, кроме этой?
- Зачем ей иные формы, кроме человеческой? – Перебивает Масамуне, - Зачем нужна форма в отрыве от содержания?
Младший бог смерти понимает, что он глуп в своем желании выкрикнуть: «Если бы у нее была только эта форма, ты до сих пор был бы в настоящем мире?» Он молчит.
- Не обижай ее, мою маленькую сестренку. Она этого не заслуживает, - вдруг с неожиданной теплотой говорит Масамуне. Непонятно, как такой любящий брат оказался способен пойти по пути становления Кишином.
- Хорошо, - отвечает его собеседник, стараясь скрыть смущение.
- И возвращайся, когда будешь готов к разговору. Я подожду.
Где-то вдалеке капает вода. Огромный олень скрывается в тенях, из которых он вышел только затем, чтобы забрать заблудшую часть самого себя. Из слепых глаз падают слезы цвета густого вишневого сока.
Память Масамуне со временем станет неотделима от остальных. К ушедшим неприменимо условное наклонение. Рано искать ответы, если не знаешь правильных вопросов.
Это повторится – сегодня, завтра, через год, яркое пламя их одиноких душ сплетется в отчаянном поиске самих себя.
Как можно отказаться от бога?
Как можно отказаться от этой милой, доброй, очаровательной девочки, если в ней живет тот, кто способен понять – ее старший брат?
@темы: лотерея
-
-
26.08.2009 в 21:21Наконец-то прочитала что-то нелогичное)))А самой писать надо....